Главное в жизни - любовь и не поехать кукухой
Адриан Амброуз Хилл, Филадельфия, 1943 год, начало февраля.
читать дальше
Тик-так, говорят часы в пустой комнате, тик-так.
Страшнее этого звука ничего нет.
Глубоко-глубоко, в самом центре того, что у старомодных людей сходит за сердце, есть особое место. Человек находит его однажды, или не находит никогда. Он может представлять его как-то или не представлять вовсе. Но оно есть.
Профессору Хиллу оно представляется в виде пустой комнаты. Нет окон, но есть дверь. Можно войти.
Так много дверей. Чужая явь и чужие сны, запертые, слегка прикрытые, распахнутые настежь - ходи, кто хочет. Адриан Хилл привычно проходит мимо любых дверей, стараясь не присматриваться - люди так беспечны, но он давал клятву не навредить. В конце концов, он не ярмарочный менталист, а дипломированный врач. Его профессия дает так много власти над людьми, особенно над пациентами, людьми, уязвимыми по определению - так что профессиональная этика требует осторожности.
Тик-так, говорят часы, Мэри больше нет, Мэри умерла.
Мэри никогда не была в Филадельфии, и в доме профессора Хилла теперь тихо - у сына своя молодая жизнь, а дом не помнит Мэри, не хранит звука ее дыхания, шороха ее платья, ее легких шагов. Дом теперь - это просто место, где приходится ночевать. Пустая комната и часы.
Тик-так, тик-так.
Мэдлин появляется всегда из-за границы зрения, если не наблюдать за ней специально. Может быть, это особое умение бортпроводницы - всегда быть рядом, но редко - на виду. А может, это особая черта самой Мэдлин.
В какой момент появляется это ощущение - если Мэдлин не оставит свою работу, она погибнет? Да, конечно, обычное дело - вынужденная посадка, да, птица, попавшая в мотор... Адриан пытается вспомнить, было ли у него предчувствие тогда, когда Мэри поцеловала его на прощание, сбежала по ступенькам к машине и села за руль? Нет, невозможно, память не сохранила - скорее всего, никакого предчувствия не было.
Да что это такое, здесь же не карнавал - это всего лишь вечеринкаэтого выскочки в честь дня рождения профессора Марини. Много гостей, хорошее вино, веселое разнообразное общество - какое-то слишком разнообразное, на взгляд консервативного человека, самую малось declasse, но это, в конце концов, Америка, родная страна, равные возможности. Здесь не карнавал, он не карнавальный шарлатан, и профессор Хилл проходит мимо чужих сознаний - в отличие от большинства вечеринок, на этой много накрепко закрытых дверей, много скрытых связей и беспокойства - мимо, мимо... Адриан Хилл здесь гость. У всех свои секреты - и у него тоже есть. Какое ему дело до того, чье украшение перекочевало с шеи на шею, и что за шрамы у шустрого итальянца? Это чужое, не трогать.
По большому счету, он вообще бы здесь не оказался, если бы не Мэдлин.
Мэдлин сверкает лукавой улыбкой - "Дорогой, прости меня..."
Улыбка точь-в-точь как у Мэри: "Дорогой, кажется, я превысила наш кредит у портного!"
"Дорогой, прости меня, кажется, я положила твою голову на плаху," - "Это не страшно, дорогая". Что еще может ответить джентльмен, воспитанный в духе потерянного, романтического Старого Юга? К тому же это неправда. Да, она привела его к тем людям, работающим на правительство. А вот гордыня, зависть и, будем честны, жадность - его собственные. Что еще заставило бы его подписать все те бесчисленные бумаги? О, может быть, похоть?
Тик-так, говорят часы, тик-так. Нет, точно не этот грех. Тиканье часов в пустой комнате - это совсем другое дело. Мэдлин умрет тоже, тикают часы, Мэдлин тоже умрет. Нет безопасного места для Мэдлин.
Его дом теперь тоже место небезопасное.
Все те люди, чья свобода воли его собственными руками принесена в жертву "государственным интересам" - что с ними теперь?
А как насчет Сибил? Ее увезли, а профессор Хилл остался - прикрытие одновременно хорошее и негодное. Второго раза не будет. Психология - пока еще не наука, но область знания, но именно поэтому она требует чистоты действий. Психоанализ сам по себе ведет к тому, чтобы говорить себе правду - сперва с помощью терапевта, конечно.
"Кто бреет брадобрея?" Профессор Хилл думает, что он, с его опытом, справится и сам, пожалуй.
Итак, задача на самом деле проста - оставаться человеком или нет? По опыту он знает, что человека и монстра разделяет тонкая грань. Ее легко сломать, ничего не стоит перешагнуть. Сколько их ходит по улицам совершенно свободно - внешне совсем как люди.
Что отличает человека от монстра? Мораль. Внутренняя правдивость. Способность любить.
Такая хрупкая основа. Так трудно удержаться.
Я сделаю исключение, решает в конце концов профессор Хилл. Если мне предстоит сражаться, и я пойму, что у моих - работодателей? оппонентов? - отсутствует эта основа, что они уже перешли грань - человек может охотиться на зверя и избегать его когтей.
Что же Мэдлин, что же она? Веришь ли ты ей, человек? Тик-так.
Я люблю ее, отвечает Адриан Хилл сам себе. Не тень Мэри, но она сама нужна мне теперь.
"Если твои страхи сбудутся, у вас будет увлекательная жизнь - яркая, как свеча, горящая с двух концов."
Я хочу, чтобы она жила. Неважно, говорит ли она мне правду, решает профессор Хилл. Важно, что говорю правду я сам, а у меня большой опыт...
- Думаю, да, это как раз заявление для светской хроники. Мисс Райт оказала мне честь, согласившись стать моей невестой.
За спиной Адриана тишина - часы в пустой комнате молчат. Может быть, там вовсе нет часов...
читать дальше
Тик-так, говорят часы в пустой комнате, тик-так.
Страшнее этого звука ничего нет.
Глубоко-глубоко, в самом центре того, что у старомодных людей сходит за сердце, есть особое место. Человек находит его однажды, или не находит никогда. Он может представлять его как-то или не представлять вовсе. Но оно есть.
Профессору Хиллу оно представляется в виде пустой комнаты. Нет окон, но есть дверь. Можно войти.
Так много дверей. Чужая явь и чужие сны, запертые, слегка прикрытые, распахнутые настежь - ходи, кто хочет. Адриан Хилл привычно проходит мимо любых дверей, стараясь не присматриваться - люди так беспечны, но он давал клятву не навредить. В конце концов, он не ярмарочный менталист, а дипломированный врач. Его профессия дает так много власти над людьми, особенно над пациентами, людьми, уязвимыми по определению - так что профессиональная этика требует осторожности.
Тик-так, говорят часы, Мэри больше нет, Мэри умерла.
Мэри никогда не была в Филадельфии, и в доме профессора Хилла теперь тихо - у сына своя молодая жизнь, а дом не помнит Мэри, не хранит звука ее дыхания, шороха ее платья, ее легких шагов. Дом теперь - это просто место, где приходится ночевать. Пустая комната и часы.
Тик-так, тик-так.
Мэдлин появляется всегда из-за границы зрения, если не наблюдать за ней специально. Может быть, это особое умение бортпроводницы - всегда быть рядом, но редко - на виду. А может, это особая черта самой Мэдлин.
В какой момент появляется это ощущение - если Мэдлин не оставит свою работу, она погибнет? Да, конечно, обычное дело - вынужденная посадка, да, птица, попавшая в мотор... Адриан пытается вспомнить, было ли у него предчувствие тогда, когда Мэри поцеловала его на прощание, сбежала по ступенькам к машине и села за руль? Нет, невозможно, память не сохранила - скорее всего, никакого предчувствия не было.
Да что это такое, здесь же не карнавал - это всего лишь вечеринка
По большому счету, он вообще бы здесь не оказался, если бы не Мэдлин.
Мэдлин сверкает лукавой улыбкой - "Дорогой, прости меня..."
Улыбка точь-в-точь как у Мэри: "Дорогой, кажется, я превысила наш кредит у портного!"
"Дорогой, прости меня, кажется, я положила твою голову на плаху," - "Это не страшно, дорогая". Что еще может ответить джентльмен, воспитанный в духе потерянного, романтического Старого Юга? К тому же это неправда. Да, она привела его к тем людям, работающим на правительство. А вот гордыня, зависть и, будем честны, жадность - его собственные. Что еще заставило бы его подписать все те бесчисленные бумаги? О, может быть, похоть?
Тик-так, говорят часы, тик-так. Нет, точно не этот грех. Тиканье часов в пустой комнате - это совсем другое дело. Мэдлин умрет тоже, тикают часы, Мэдлин тоже умрет. Нет безопасного места для Мэдлин.
Его дом теперь тоже место небезопасное.
Все те люди, чья свобода воли его собственными руками принесена в жертву "государственным интересам" - что с ними теперь?
А как насчет Сибил? Ее увезли, а профессор Хилл остался - прикрытие одновременно хорошее и негодное. Второго раза не будет. Психология - пока еще не наука, но область знания, но именно поэтому она требует чистоты действий. Психоанализ сам по себе ведет к тому, чтобы говорить себе правду - сперва с помощью терапевта, конечно.
"Кто бреет брадобрея?" Профессор Хилл думает, что он, с его опытом, справится и сам, пожалуй.
Итак, задача на самом деле проста - оставаться человеком или нет? По опыту он знает, что человека и монстра разделяет тонкая грань. Ее легко сломать, ничего не стоит перешагнуть. Сколько их ходит по улицам совершенно свободно - внешне совсем как люди.
Что отличает человека от монстра? Мораль. Внутренняя правдивость. Способность любить.
Такая хрупкая основа. Так трудно удержаться.
Я сделаю исключение, решает в конце концов профессор Хилл. Если мне предстоит сражаться, и я пойму, что у моих - работодателей? оппонентов? - отсутствует эта основа, что они уже перешли грань - человек может охотиться на зверя и избегать его когтей.
Что же Мэдлин, что же она? Веришь ли ты ей, человек? Тик-так.
Я люблю ее, отвечает Адриан Хилл сам себе. Не тень Мэри, но она сама нужна мне теперь.
"Если твои страхи сбудутся, у вас будет увлекательная жизнь - яркая, как свеча, горящая с двух концов."
Я хочу, чтобы она жила. Неважно, говорит ли она мне правду, решает профессор Хилл. Важно, что говорю правду я сам, а у меня большой опыт...
- Думаю, да, это как раз заявление для светской хроники. Мисс Райт оказала мне честь, согласившись стать моей невестой.
За спиной Адриана тишина - часы в пустой комнате молчат. Может быть, там вовсе нет часов...